Логическая структура текста
Предложение, как мы уже говорили, с одной стороны есть самостоятельное образование со своей логикой построения, смыслом и соответственно решаемой задачей. И с другой стороны, оно в обязательном порядке есть часть общего образования, в качестве которого выступает текст. А значит, оно должно иметь особую логику и особый механизм связи с другими — с предыдущим и с последующим, предложениями. Текст есть принципиально новое смысловое образование, отличное от предложения. Соответственно, текст имеет и свою логику построения.
Основная задача текста, как мы уже говорили, это подробное описание ситуации, которая может быть нетиповой. Фактически. это процесс построения новой концепции, которая должна ответить на два, по меньшей мере, вопроса: 1. Какова природа данного нового явления, т.е. откуда оно взялось и почему оно возникло, каковы его задачи, цели и пр. 2. Что и как надо делать, что бы в рамках нового явления решить уже свою собственную задачу. Другими словами, необходимо понять, не несет ли данное явление опасности и как его использовать для решения своих задач.
Если подходить не строго, то можно сказать, что текст есть длинное предложение, поскольку основные логические и смысловые объекты предложения и текста одни и те же. Основная задача текста и предложения — доказать, что признак (P) принадлежит субъекту (S) и, тем самым, сделать его аксиомой или доказанным истинным знанием. Текст, как и предложение, есть специальная и специфическая форма взаимодействия основных объектов по поиску и получению нового знания, для решения каких-то своих задач. Можно сказать, что текст есть расширенная, развернутая форма предложения, благодаря которой текст приобретает особые черты нового оригинального образования.
Текст начинается с двух независимых предложений (аксиоматических суждений). Не надо путать со сложным предложением, где два простых связаны между собой особым образом. Именно с этого началась вся классическая и не классическая логика, и сегодня связка двух предложений, с целью получить нечто третье, т.е. вывод, и есть цель и задача традиционной логики.
Но в традиционной логике они представлены как зависимые, т.е. большая посылка включает в себя малую. Они, в самом деле, зависимые, но несколько иначе: общее у них только наличие некоего одинакового элемента (элементов) или признака и не более того. А во всем остальном они полностью независимы.
Но каждое из, так называемых, независимых предложений, становится полностью зависимым от другого, в рамках поставленной человеком задачи. Она определяет характер и механизм зависимости: что включает, какие элементы или признаки становятся общими, в какой последовательности они поставлены, и пр. и пр. Зависимость или независимость — относительные понятия, определяются исключительно контекстом и, как понятия, описывают различные ситуации при решении специальных задач.
Важно подчеркнуть другое: всегда сохраняется некая область, как объект и некий интересующий человека признак или свойство. В зависимости от этого, то или иное предложение в тексте по содержанию, по смыслу становится или признаком, свойством или субъектом (объектом, точнее). При смене доминанты, в качестве которой часто выступает поставленная человеком задача, одно и то же предложение может быть то объектом, то предикатом, т.е. они могут меняться местами. Главное — понять принцип образования этих понятий, которые описывают различные ситуации при решении человеком различных задач: объект есть пространство, в рамках которого человек оперирует с признаком или свойством.
Таким образом, повторим, любое предложение целиком, по своему основному смыслу, может выступать или в качестве объекта, или в качестве предиката, свойства. В соответствии с этим, между ними устанавливаются и соответствующие отношения, как между объектом и предикатом, выражаясь языком традиционной логики. Традиционный силлогизм есть текст, который содержит все известные объекты: субъект, предикат (связка) и вывод. Например, субъект S (все люди), в суждении «все люди смертны», можно преобразовать в самостоятельное суждение: «все люди» с полным набором своих логических объектов: «все есть люди» (S P). И так до бесконечности.
Так же и текст можно представить, как большой силлогизм. Это означает, что какой бы длины не был текст, он обязательно состоит из трех блоков: субъект, предикат и вывод. Только если в силлогизме субъект, предикат и вывод выражены одним, реже двумя словами, то в тексте они могут иметь довольно подробное описание. Но и каждое такое описание, с неизменностью, содержит в себе все эти блоки и механизм связи между ними. Таким образом, получается, что одна и та же схема (S есть Р), воспроизводится в тексте множество раз в различных вариациях и в различных формах.
И только с одной целью, чтобы определить аксиоматические положения относительно доминант и получить вывод как знание. Но ситуация внешнего предметного поля каждый раз является хотя бы немного, но не типовой, а нередко, может весьма существенно отличаться от известного и понятного. В этих условиях может создаваться довольно обширный текст, т.е. осуществляться пространное и развернутое обсуждение, чтобы найти то самое знание, как силлогистический вывод, которое будет способствовать решению поставленной задачи.
Обратимся снова к классическому тексту. В произведениях Платона, чаще всего, обращали внимание на диалоговую систему или «сократовский метод» поиска истины. Но диалог у Платона сопровождается рассуждениями, которые в совокупности и образовывают текст произведения. Давайте разберемся, почему именно таким образом построен текст.
Скажи, как мы рассу¬дим: смерть есть нечто?
— Да, конечно, — отвечал Симмий.
Сократ предлагает первую посылку: «смерть есть нечто?» и предлагает Симмию согласиться. Симмий ее принимает, как положено, по задумке автора. В последствии он всегда будет соглашаться, что бы не затруднять ход авторского рассуждения. Ведь это же литературный диалог. Но для нас это не так важно. Первая посылка принята: «смерть» есть нечто, т.е. есть явление.
— Не что иное, как отделение души от тела, верно?
Если смерть есть нечто, т.е. самостоятельное явление, то оно должно быть отличным от чего-то другого, в данном случае от души, как это предлагает Сократ. Более того, он не только разделяет эти явления, а, как это будет видно дальше, противопоставляет их. Кроме того, предлагает определение, что такое «смерть»: «отделение души от тела».
А «быть мертвым» — это значит, что тело, отделенное от души, существует само по себе и что душа, отделен¬ная от тела, — тоже сама по себе?
Здесь Сократ делает уточнение понятия «смерть», т.е. «быть мертвым»: Первое, это отделение души от тела и второе, когда тело и душа существуют самостоятельно, т.е. «существуют сами по себе». Кроме того, Сократ дает определение, что такое «отделение» души от тела и тела от души. Это означает, когда каждое из них существует само по себе и независимо друг от друга.
Или, быть может, смерть — это что-нибудь иное?
— Нет, то самое, — сказал Симмий.
Таким образом, сформулировано первое аксиоматическое суждение как вывод: «Смерть есть отделение души от тела» и, тем самым, завершена первая часть диалога. Для этого Сократ построил рассуждение, как логическую операцию в форме диалога, содержащую ряд явных и скрытых суждений: что «смерть есть нечто», «смерть есть отделение души от тела» и «отделение — это когда душа и тело существуют сами по себе». Выше данное рассуждение, было представлено как текст в форме диалога. Но его можно представить и в краткой форме.
Если смерть есть самостоятельное явление.
Если смерть есть отделение души от тела,
тогда отделение — когда душа и тело существуют самостоятельно.
Почти классический силлогизм. Почти, потому что в текстах всегда опускаются, но контекстуально сохраняются, многие суждения. как промежуточные звенья логических операций – рассуждений. Делается это для того, что бы не загружать текст излишней информацией, поскольку автор полагает, что содержание этих суждений должно быть принято собеседником как истинное. В результате, визуально для читающего, получается несколько обрывочный, неточный, неполный силлогизм, например, такой. как приведенный выше.
Конечно, читатель не возьмется анализировать данный текст, как это мы делаем сейчас. Но он всегда чувствует, что текст какой-то неполный, обрывочный и, из-за этого, не совсем доказательный. Особенно, если текст составлен для непосвященного, неискушенного в теме человека. В отличие от специально построенного для демонстрации в учебниках по логике, и поэтому полного, строгого и красивого силлогизма.
Сделанный вывод: «Не что иное, как отделение души от тела, верно?»
Сократ просит Симмию это подтвердить. Интересно отметить, что просит это сделать через отрицание, по всей видимости, для того, что бы усилить результат подтверждения. Форму отрицания, в данном случае, можно рассматривать как двойное давление на собеседника, что бы наверняка вынудить его согласиться. Более того, использует слово «верно», тем самым не оставляя Симмии шанса на несогласие.
Так поступает, наверное, каждый из нас, используя такой, не совсем корректный прием, например: «Но ты же не будешь отрицать?». В обычных текстах, как правило, этого не делают, а чаще всего преподносят как уже готовую истину, но сути это не меняет.
— Теперь смотри, друг, готов ли ты разделить мой взгляд. Я думаю, мы сделаем шаг вперед в нашем ис¬следовании, если начнем вот с чего.
Сократ вводными фразами определяет для Симмия конец первого и начало второго блока. «Готов ли разделить», т.е. готов ли подтвердить, согласиться и, тем самым, создать еще одну аксиоматическую посылку. Далее говорит: «сделаем шаг вперед», соответственно, если уже получена одна аксиоматическая посылка, то поиск второй посылки будет продвижением и новым этапом в рассуждении. Более того, Сократ заявляет, что это наше исследование. Оно и в самом деле исследование, как и любое концептуальное построение с неизвестным результатом.
— Как, по-твоему, свойственно философу пристрастие к, так называемым, удовольствиям, например к питью или к еде?
— Ни в коем случае, — отвечал Симмий.
— А к любовным наслаждениям?
— И того меньше!
— А к остальным удовольствиям из числа тех, что относятся к уходу за телом?
Как тебе кажется, много они значат для такого человека? Например, щегольские сандалии, или плащ, или другие наряды, украшающие тело, — ценит он подобные вещи или не ставит ни во что, разумеется, кроме самых необходимых? Как тебе кажется?
— Мне кажется, ни во что не ставит. По крайней мере, если он настоящий философ.
Сократ осуществляет, по сути, массированную атаку. Он предлагает Симмии ряд утвердительных суждений, которые уже в своей постановке звучат, как стопроцентное положительное знание, но каждый раз требует подтверждения их истинности. И все для того, что бы у последнего не было никакой возможности отказаться от вывода. Это чисто психологический прием. Логический подход — это предложить собеседнику ряд суждений с неизбежным их подтверждением, и на основании их утверждения сделать необходимый и единственно возможный логический вывод, который и будет для них двоих истинным знанием.
Общая посылка: философу несвойственно пристрастие к телесным удовольствиям. И уточняет, что он понимает под телесными удовольствиями: пристрастие к питью (видимо алкоголю) и еде (скорее всего, имеется ввиду еда как удовольствие, а не как необходимость), любовные наслаждения (не как необходимые сексуальные отношения для продолжения рода), щегольские сандалии, плащ, наряды (именно щегольские, а не как необходимый атрибут для защиты ступней).
Такое уточнение ключевого понятия необходимо, поскольку Сократ имеет в виду именно удовольствие, а не необходимость в удовлетворении телесных потребностей, в той же еде. Более того, Сократ говорит не просто об удовольствиях, что само себе не так важно для истинного философа, а именно о пристрастии к этим удовольствиям.
Сократ (Платон) очень хорошо строит свои суждения, используя каждый раз специальные понятия, очень точно очерчивающие их частное и основное содержание. Сократ говорит: «свойственно ли», т.е. предполагается не как случайный и частный признак – удовольствие, а как свойство, содержанием которого является постоянство и устойчивость.
Сократ использует слово «пристрастие» к, так называемым, удовольствиям, пристрастие как привыкание, причем пагубное, от которого сложно отказаться. Но, видимо, удовольствие удовольствию рознь. Сократ говорит: «к, так называемым, удовольствиям», и видимо, имеет в виду, что это совсем и не удовольствие, во всяком не то удовольствие, к которому должен стремиться настоящий философ.
Кроме того, речь идет о пристрастии, как свойстве не вообще философа, а настоящего философа. Безусловно, оно что-то значит и для такого человека как философ, но много ли значит – вот в чем вопрос. Ценит ли он эти вещи или не ставит их ни во что. Таким образом, Сократ делает несколько существенных уточнений и к понятию «настоящий философ». Он знает про удовольствия ухаживания за телом, но их не ценит и ни во что не ставит, но при этом соглашается совершать необходимые действия для поддержания тела.
Получив подтверждение Симмия, что настоящего философа не волнуют излишние удовольствия, относящиеся к уходу за телом, и, приняв данную посылку, как истинную для них двоих, а других в данном тексте пока нет, Сократ приступает к обсуждению второй посылки второго блока текста.
— Значит, вообще, по-твоему, его заботы обращены не на тело, но почти целиком — насколько возможно отвлечься от собственного тела — на душу?
— По-моему, так.
Надо отметить, что все суждения Сократа построены, так скажем, наступательно-утвердительно. Другими словами, интонация предложения и характер его построения, направляют и заставляют Симмия отвечать утвердительно, даже если суждение в его утвердительной форме построено сомнительно истинно.
И, тем не менее, тезис о том, что если заботы философа не направлены на тело (по возможности, оговаривается Сократ), тогда все его заботы направлены на душу. И хотя тезис весьма шаткий, тем не менее, Симмий отвечает почти утвердительно.
Что интересно, Сократ не может полностью разделить душу и тело. И дело здесь не в том, что за телом надо хоть как-то ухаживать. Сократ нигде не говорит о том, что если не ухаживать за телом, то и душа не сможет быть самостоятельной. В чем-то душа должна пребывать. Но важно другое, из контекста проглядывает еще одна мысль, что душа и тело связаны какими-то иными причинами. На это указывает использование некоторых слов как понятий, которые позволяют иметь другое толкование соединения и разъединения души и тела.
Другое толкование возможно потому, что используемое понятие содержит различные признаки. Так слово «забота» предполагает особое отношение к телу, во всяком случае, внимательное, бережное, если отвлечься от пристрастий к удовольствию. Все-таки последнее есть крайний случай. Синонимы слова «забота»: бережность, бремя, внимание, заботливость, опека, попечение, предупредительность, присмотр, радение, уход.
Как видно, слово забота предполагает иное отношение к телу, а не просто отказ от него. То же самое и со словом «отвлечься» от тела. Отвлечься не означает отказаться, а значит, сохраняется необходимость связи души и тела. Но какой связи, только ли чисто телесной или чисто духовной (от слова душа).
— Стало быть, именно в том, прежде всего, обнару¬живает себя философ, что освобождает душу от обще¬ния с телом в несравненно большей мере, чем любой другой из людей?
— Да, пожалуй.
Каждое предложение содержит в себе множество (ограниченное) вариантов интерпретации, в зависимости от того, что вы возьмете за доминанту, какое ключевое слово положите в основу, от этого и будет меняться смысл. И все это возможно только потому, что используемые понятия имеют много разных пограничных смыслов, как правило, выраженных в синонимах. Соединяя их в разной конфигурации, можно получить различные смысловые образования и приписать, при необходимости, тот или иной смысл автору. И частично интерпретатор будет прав. Именно в этом заключается феномен, известный в кругах судебных следователей: «врет как очевидец».
Впрочем, зачем далеко ходить, люди, читающие один и тот же текст, вырабатывают каждый свою интерпретацию, и нередко, весьма отличные друг от друга. Такие эксперименты проводились, и не раз. Не случайно, в уставе армейской службы записано жесткое требование: получил приказ, повтори его и только после подтверждения правильности его понимания, можно идти выполнять. Данное требование было выработано многовековой практикой индивидуальной интерпретации, когда приказ понимался как раз не так, как его понимал командир и т.д.
В выше приведенном предложении можно за основу взять слово «освобождает» или слово «обнаруживает». В зависимости от этого будет меняться смысл предложения. Если возьмем за основу, что философ освобождает душу, то в этом случае рассматривается процесс деятельности истинного философа, со всеми вытекающими из этого признаками, т.е. душа не может освободиться сама по себе, это должен сделать истинный философ.
Но если за основу взято слово «обнаруживает», то в этом случае отделение души от тела имплицитно заложено, надо только его обнаружить. С таким же успехом можно взять за основу слова: «философ», «истинный философ», «общение», «несравненно», «большей мере», как и любое другое слово. И каждый раз мы будем получать иной смыл, хотя и не принципиально новый, но, возможно, существенно иной.
А какой же смысл является единственно истинным, т.е. авторским? Обычно именно авторский смысл отыскивают в тексте. Правда, нередко ищут некое скрытое содержание, и что самое интересное, обязательно находят. Но существует ли он, авторский смысл на самом деле?
Такая постановка вопроса не совсем корректна, с научной точки зрения. Да, автор закладывает какой-то свой смысл, для этого он и строит текст. Иначе и нельзя его построить. Вне смысла никакой текст, никакое предложение не существует и не может существовать. Другое дело, что может возникнуть псевдосмысл, т.е. по форме смысл, но в сущности, никакого содержания не имеющий, во всяком случае, в рамках решения своей задачи.
Все дело в том, что построить предложение и текст можно только в том случае, если в нем заложено множество смыслов, поскольку оно, как и любое действие, обусловлено множеством причин и оснований, т.е. включено в ткань бытия. И в силу этого, любое предложение содержит в себе множество смыслов, поскольку содержит в себе всю ткань жизни и из него можно вывести практически любой смысл и построить, тем самым, ту самую ткань бытия. Предложение — это как фокус, из которого луч смысла может быть направлен в любую сторону.
Иногда просто удивляешься и восхищаешься той или иной интерпретацией известного произведения, настолько она бывает хороша, насколько мощно вскрывает, показывает новый оригинальный и неожиданный смыл, который не виден сразу, при поверхностном и даже углубленном анализе. И последнее, нередко, воспринимается, как открытие именно сокровенного или сокрытого смыла, естественно, заложенного автором. Так много раз интерпретировали Библию и, почти каждый раз, находили там какой-то новый и, обязательно, какой-то сакральный смысл. Особенно, если это делает талантливый интерпретатор.
То, что называется интерпретацией текста, не есть искажение авторской мысли, авторского смысла, а есть действие, которое направлено на решение интерпретатором своей задачи. Другими словами, интерпретация предложения или текста построена таким образом и только для того, чтобы с помощью нового смысла можно было решить свою (интерпретатора), и только свою задачу. При таком подходе, интерпретатора, по большому счету, совсем не волнует, что хотел сказать автор. Ему важно, на основе уже имеющейся «ткани» бытия, построить новую «ткань» жизни или, точнее, продолжить наращивать ее новыми узелками и кусочками.
Но интерпретацию можно произвести только в том случае, если определена доминанта. Как правило, она выражается ключевым словом или словосочетанием, взятым за основу. Таким ключевым словом или доминантой может быть почти любое слово в предложении. Более того, доминантой может быть смысл сочетаний специальных двух и более слов. Понято, что такие возможности позволяют провести множество интерпретаций, и каждый раз получать иной смысл, и именно тот, который необходим человеку для решения своей задачи.
Символически, идею интерпретации или множественности смыслов в предложении, в зависимости от доминанты, можно записать таким образом. Если логическая структура предложения есть (S есть P), то его интерпретационные формы можно представить в таком виде:
если Sd(S есть P), то Q;
если Pd(S есть P), то Z
или
[Sd(S P)] Q;
[Pd(S P)] Z
Продолжим. Тезис о том, что истинный философ направляет свои усилия на душу, а не на тело уточняются Сократом: именно истинный философ занят тем, что постоянно освобождает душу от тела. Если в предыдущем суждении употребляется термин «обращены», то во втором тезисе истинный философ «освобождает» душу от тела. Это немного разные подходы. Итоговое суждение звучит так: истинный философ освобождает душу от тела. Вот вам еще одна интерпретация слова «освобождает», в зависимости от слова «обращены». Она не лучше и не хуже, она просто иная.
— И наверное, Симмий, по мнению большинства людей, тому, кто не находит в удовольствиях ничего приятного и не получает своей доли, и жить-то не стоит? Ведь он уже на полдороге к смерти, раз нисколько не думает о телесных радостях!
— Да, ты совершенно прав.
Надо учитывать, что данный отрывок взят из произведения Федон, где в первой части рассказывается о суде над Сократом и его решении принять приговор суда. Перед тем, как принять яд, Сократ убеждает своих учеников и, наверное, не в меньшей степени и самого себя, что смерть — ничто, по сравнению с душой и истиной, и тем более, если нет никаких удовольствий от жизни, в том числе и телесных.
При этом, нетрудно увидеть и некую непоследовательность в рассуждениях Сократа. Сначала он говорит, что пристрастие к удовольствиям не свойственно и не достойно истинного философа (к коим он, без сомнения, причисляет и себя), а ниже утверждает, что без удовольствий и жить-то нечего. Впрочем, это, в первую очередь, литературное произведение, которому свойственна некоторая вольность в обращении с понятиями и их интерпретациями. Великий талант Платона все покрывает.
Сократ, наконец, добрался до вывода. Если человек не думает о телесных радостях, то он уже на полдороге к смерти. (На полдороге потому, что он все-таки связан с телом). Ведь смерть есть отделение души от тела. По крайней мере, такому человеку не стоит жить.
Что бы усилить свой вывод, Сократ ссылается на то, что этого мнения придерживается большинство людей. Общий вывод таков: если человек не испытывает радости от удовольствий, то он уже, тем самым, находится на полдороге к смерти.
Таким образом, мы имеем две истинные посылки и вывод.
Философа не волнуют удовольствия, относящиеся к телу.
Истинный философ освобождает душу от тела.
Поэтому ему не страшна физическая смерть.
Далее Сократ переход к обсуждению нового тезиса, который есть развитие предыдущих выводов: душа стремится разъединиться с телом, но исключительно во благо приобретения способности мышления для достижения истинного знания и постижения подлинного бытия. Как этого достичь и насколько это трудно, и необходимо — и посвящен следующий блок диалога Сократа и Симмия, точнее, рассуждения самого Сократа (Платона).
— А теперь взглянем, как приобретается способ¬ность мышления. Препятствует ли этому тело или нет, если взять его в соучастники философских разысканий?
Предлагается к обсуждению тезис: способность к мышлению можно приобрести, но только при некоторых условиях и факторах, которые могут препятствовать этому. Далее идет уточнение условий приобретения способности мышления.
Я имею в виду вот что. Могут ли люди сколько-нибудь доверять своему слуху и зрению? Ведь даже поэты без конца твердят, что мы ничего не слышим и не ви¬дим точно.
Опять же, главным фактором, который может препятствовать приобретению способности мышления, является тело, его части. Сократ, и, по всей видимости, не случайно, выделил два важных телесных фактора: слух и зрение. Они являются основными для получения и переработки информации. Но при этом справедливо заметил, что они, нередко, дают искаженную информацию. При этом делает (весьма неубедительную) ссылку на поэтов, которые утверждают, что мы ничего ни видим и не слышим точно, хотя поэты — это обобщенный образ авторитетных людей. Хотя Сократ и спрашивает, но, фактически, утверждает данное положение.
Но если эти два телесных чувства ни точностью, ни ясностью не отличаются, тем менее надежны остальные, ибо все они, по-моему, слабее и ниже этих двух. Или ты иного мнения?
— Нет, что ты!
Здесь представлено несколько самостоятельных, но связанных суждений: 1. …имеется процесс приобретения способности суждения;
2. …обуславливающее самостоятельные философские разыскания;
3. … при этом, тело может быть соучастником самостоятельных философских разысканий;
4. …но процессу приобретения способности мышления, а соответственно и самостоятельных философских разысканий, тело может препятствовать;
5. … слух и зрение, как телесные органы, являются неточными источниками знания;
6. …люди не могут им доверять;
7. …остальные телесные чувства и того менее надежны;
8. …на этот счет имеется авторитетное мнение поэтов.
Мы можем взять за доминанту любое из этих суждений, и на его основе взаимоувязать все остальные суждения, и получить оригинальное содержание всего предложения. Если мы возьмем за доминанту ключевое положение: «процесс приобретения способности суждения», то можем соответствующим образом прокомментировать и остальные суждения.
Ведь только при обретении способности суждения, возможны философские разыскания. При этом, тело может быть соучастником процесса приобретения способности суждения, если бы только оно, точнее его органы или части, давало бы точную и ясную информацию. Но поскольку это не так, то люди не могут доверять не только зрению и слуху, но и всем остальным органам (об этом свидетельствуют и поэты). Поэтому тело сильно мешает приобретению способности мышления, а значит, и отыскании истинны.
Можно иначе провести анализ. Душа у Сократа существует не сама по себе, а связана с поисками, посредством ее истинного знания. Но последнее достигается только благодаря мышлению, которому не должно препятствовать тело, точнее телесные чувства, как, например, слух и зрение, поскольку они не отличаются точностью отображения бытия, не говоря уж об остальных органах и свойствах тела, которые и того менее точны. Общий вывод: телесные чувства ненадежны и они препятствуют приобретению способности к мышлению и философским разысканиям.
Интересен и такой подход. Сократ не дает определения понятий «точно» и «ясно», а ведь они являются тем камнем преткновения, которые обуславливают разъединение тела и души. Ведь, если бы органы тела давали точную и ясную, по мнению и пониманию Сократа, их сущности для обретения способности мышления и достижения истины, то тогда бы вопрос об отделении души и тела просто не возникал бы.
Хорошо подходит и такой вывод. Дело не только в том, что человек может слишком много времени уделять телу, например, те же самые пристрастия к удовольствиям, и менее всего сил отдавать душе, для разыскивания истины. Но именно последнее является самым важным, а не тело и удовольствие, связанные с ним. Ибо только достижение истины, посредством мышления и души, является истинной причиной существования настоящего философа. Не согласиться с этим нельзя, и именно эту мысль и обуславливает Сократ в данном диалоге.
Кто хочет, может взять за основу любое суждение из выше приведенного предложения, например, «самостоятельные философские разыскания», «люди не могут им доверять», «остальные телесные чувства и того менее надежны», «на этот счет имеется авторитетное мнение поэтов» или любое другое и потренироваться. В результате, могут получиться весьма забавные и интересные интерпретации, И каждый раз, с весьма или не очень, любопытным содержанием. В зависимости только от того, что из данного предложения, пришлось вам по вкусу, что больше всего понравилось и вы посчитали самым важным для себя, т.е. для решения вашей задачи.
— Когда же в таком случае, — продолжал Сократ,¬ душа приходит в соприкосновение с истиной? Ведь, принимаясь исследовать что бы то ни было совместно с телом, она всякий раз обманывается — по вине тела. Мне кажется, это бесспорно.
— Мне тоже.
Какое красивое слово использовал Сократ — «соприкосновение». И в самом деле, когда же душа приходит в соприкосновение с истиной? Значит, истина уже существует сама по себе, надо только найти ее и соприкоснуться каким-то образом. Тело мешает, но только в том случае, если исследовать что-либо вместе с ним. Но если тело каждый раз обманывается, душа не обманывается никогда. Таким образом, Сократ сделал, с помощью всегда соглашающегося Симмия, очень важное заключение: душа ошибается только по вине тела. Ну а если это так, тогда остается одно: истина достигается одной душой и только посредством чистого размышления, и в этом случае перед ней раскрывается подлинное бытие.
— Так не в размышлении ли — и только в нем одном — раскрывается перед нею что-то от [подлинного] бытия?
— Верно.
— И лучше всего мыслит она, конечно, когда ее не тревожит ничто из того, о чем мы только что говори¬ли, — ни слух, ни зрение, ни боль, ни удовольствие, когда, распростившись с телом, она останется одна, или почти одна, и устремится к [подлинному] бытию, прекратив и пресекши, насколько это возможно, общение с телом.
— Так оно и есть.
Когда Сократ употребил слово «тревожит», относительно тела, то, этим самым, он согласился с присутствием самого тела относительно души. Но душа остается главной, основной при достижении истины, а тело не должно ее беспокоить. И истинный философ должен всячески избегать такого беспокойства и усмирять тело, и свои телесные потребности, по мере возможности. Это уже расширенная интерпретация данного суждения.
— Значит, и тут душа философа решительно пре¬зирает тело и бежит от него, стараясь остаться наедине с собою?
— Очевидно, так.
Таким образом, Сократ сделал несколько важных и последовательных выводов, которые становятся истинными для собеседников. В конечном итоге это позволяет построить такое сочетание взаимообуславливающих суждений:
Тело препятствует достижению истины
Только при отстранении от тела, душа может достичь истины
Поэтому душа стремиться остаться наедине с собой.
— Теперь такой вопрос, Симмий. Признаем мы, что существует справедливое само по себе, или не при¬знаем?
— Ну, разумеется, признаем, клянусь Зевсом.
— А прекрасное и доброе?
Здесь начинается новый смысловой блок рассуждений, который вытекает из ряда сделанных ранее выводов, т.е. построен на аксиоматических посылках предыдущих рассуждений. Далее, можно повторить все то, что было сказано нами выше, т.е. показать процесс определения аксиоматических посылок и построения вывода по классической схеме.
Выше мы уже говорили, что логическая структура текста построена по принципу силлогизма. Текст построен блочно и каждый блок — это завершенный силлогизм. Однако найти силлогизм в тексте в чистом виде вряд ли возможно. Как мы уже отмечали, в процессе рассуждения опускаются многие промежуточные суждения, как звенья одной цепи. Для того, чтобы восстановить все звенья, пришлось бы проделать огромную работу. Не всегда это возможно и целесообразно. Текст представляет собой такое оригинальное образование, которое позволяет понять смысл, не прибегая к реконструкции всех суждений и связок между ними. При этом, текст остается в целом понятным, цельным, стройным и логически непротиворечивым конструктом.
Получается пирог из двух, трех и более слоев смысла и связок. Первый слой — для первого знакомства. Он полностью логически непротиворечив и строен. Здесь заложены все основные мысли и идеи, но, так сказать, в свернутом виде. Для посвященного в проблему читателя, все, сразу или почти сразу, становится понятным. Для непосвященного, все остается непонятным. Он, как правило, читает только слова, без осмысленной их связи в рамках исследуемой темы.
Однако, реконструкция пропущенных связей позволяет понять механизм образования логических конструкций, а соответственно и вывода. Здесь нужно отметить еще одно важное положение. Дело в том, что вся силлогическая логика построена на основании уже истинных посылок, так же, как и вывод воспринимается, как уже истинный и доказанный. Однако, правильнее будет сказать, что мы начинаем свой путь от исходного гипотетического положения. Мы не выводим, что душа должна быть отделена от тела, а доказываем данное положение. И между ними большая разница.
Другими словами, сначала мы делаем вывод, заключение, который с необходимостью принимает форму концептуально-гипотетического знания или вопроса, а потом пытаемся его доказать. Сначала появилась гипотеза, что душа должна быть отделена от тела, а потом ее доказываем. Так же, сначала появляется гипотеза, что тело не способствует постижению истины, а потом, всеми логическими усилиями, доказываем. Но если бы последнее не было доказано, и достаточно убедительно, и обязательно логическими способами, то тезис о том, что только душа способна познать истинное бытие, повис бы в воздухе, т.е. стал бы бездоказательным.
Правда, здесь возникает коварный вопрос. Если любой текст начинается с гипотетического сформулированного положения, то откуда берется исходное положение, т.е. откуда и каким образом образуется именно гипотеза или вывод, и не в результате ли того же самого силлогизма. И да, и нет.
Возникновение гипотезы или концептуального знания образуется точно так же как и силлогистический вывод, о котором мы говорили выше. Но при его развертывании в «обратную сторону», мы доходим до тех условных «кирпичиков», которые однозначно представлены, как аксиоматическое знание, и которые становятся базой знаний, и основой для новых гипотетических построений.
Получается, что и разработка, и проверка гипотез протекает по одному и тому сценарию и имеет идентичный механизм. Только в сознании все это происходит незаметно, интуитивно, и в результате мы получаем готовый вывод. Доказательство же его протекает осознанно, согласно пониманию правил и законов доказательства, его логической основы, структуры построения и пр., и пр.
Для этого и разрабатывается логика, как наука о правильном и неправильном рассуждении, и философия, как наука об основных законах мышления и познания.
Рубрики: Книги | Дата публикации: 26.07.2010
Комментарии и Отзывы