Из статьи академика А. Мигдала «Отличима ли истина от лжи» («Наука и жизнь». 1982. № 1.)
«Сложные проблемы всегда имеют простые, легкие для понимания неправильные решения…»
Ежедневно на головы не сведущих в естест-венных науках людей обрушивается поток не-проверенных фактов и слухов — верить в сверхъ-естественное стало модой и этаким признаком утонченности. Надеюсь, что эта статья поможет научиться — хотя бы отчасти — отличать разумное от неразумного, ловкий трюк от научной истины, чудо мнимое от подлинного чуда гармонии Все-ленной. Постараемся ответить на несколько во-просов:
• Из чего складывается научный метод позна-ния?
• Как рождаются заблуждения?
• Каковы те малые ошибки в рассуждениях, которые приводят к антинаучным заключениям?
• И, наконец, как отличить научную истину от заблуждения?
Черты и методы науки. Задачи науки лежат на границе между известным и неожиданным. От-сюда одна из главных ее черт — открытость ново-му, способность пересмотреть привычные пред-ставления и, если надо, отказаться от них.
«Сомнение доставляет мне не меньшее на-слаждение, чем знание.»
Данте.
Науку образуют факты, соотношения между ними и толкование этих соотношений. Факты и соотношения надо чтить, как Уголовный кодекс. Хорошо установленные факты неизменны, соот-ношения только уточняются с развитием науки. Но толкования фактов и соотношений, то есть представления, основанные на сознательно упрощенной картине явления, нельзя абсо-лютизировать. Представления, или модели, развиваются и видоизменяются с каждым от-крытием. В нобелевской речи Альбер Камю ска-зал, что искусство шагает по узкой тропинке меж двух бездн: с одной стороны — пустота, с другой — тенденциозность. В науке такие бездны — верхо-глядство и догматизм, две грани лженауки. Вер-хогляды строят свои концепции, не считаясь с фактами и соотношениями, основываясь на не-проверенных догадках. Догматики абсолютизи-руют представления сегодняшнего дня. Что опаснее — трудно сказать.
«…Чтобы не нарушить, не расстроить, чтобы не разрушить, а построить…» В.Высоцкий. «Пе-сенка Алисы».
Существует заблуждение, будто ценность на-учного открытия измеряется тем, насколько оно ниспровергает существующую науку. Значитель-ность научной революции в ее созидательных, а не разрушительных возможностях, в том, какой толчок она дает развитию науки, какие новые об-ласти открывает. Очень часто при этом основные представления предшествующей науки остаются неизменными. Бескровный переворот произошел в астрофизике после появления радиоастроно-мии; в теоретической физике — с открытием «гра-фиков Фейнмана» — способа получать соотноше-ния между физическими величинами с помощью рисунков, которые расшифровываются в конце работы. Физика элементарных частиц категори-чески изменилась за последнее время без смены основных принципов физического описания.
Но даже коренная научная революция не отме-няет, а только пересматривает, переосмыслива-ет прежние соотношения и устанавливает грани-цы их применимости. В науке существует «прин-цип соответствия» — новая теория должна, пере-ходить в старую в тех условиях, при которых ста-рая была установлена. Стабильность науки — важнейшее ее свойство, иначе приходилось бы начинать все заново после каждого открытия. Физики отказались от представления о тепле как о жидкости — теплороде, — перетекающей от на-гретого тела к холодному, после того как была установлена эквивалентность механической и тепловой энергии («механический эквивалент те-пла»). Но законы теплопроводности, установлен-ные во времена теплорода, не изменились.
Романтика и поэзия науки не в разрушении ста-рого, а в переплетении и проникновении друг в друга новых и прежних идей. В науке, как и в ис-кусстве, новое не отменяет красоты старого, а дополняет ее. Итак, наука оберегает свои завое-вания. Но как устанавливаются научные истины? Один из важнейших методов — проверка теорети-ческих предсказаний опытом.
«Штатские люди любят судить о предметах военных и даже фельдмаршальских, а люди с инженерным образованием судят больше о фи-лософии и политической экономии.»
Ф. М. Достоевский, «Дневник писателя».
«Эксперимент есть эксперимент, даже если его поставили журналисты» — было сказано в од-ном из наших журналов по поводу встречи ре-дакции с экстрасенсом, с «медиумом», как сказа-ли бы сто лет назад. Я не встретил ни одного экспериментатора, который не захохотал бы, ус-лышав эту фразу. Самое тонкое и сложное — по-становка недвусмысленного эксперимента, и здесь необходим строжайший профессионализм.
Чтобы установить истину, нужно поставить научный эксперимент, то есть проведенный специалистами, дающий повторяемые ре-зультаты и подтвержденный независимыми опытами других исследователей. Это в равной мере относится ко всем опытным наукам — к фи-зике, химии, астрономии, биологии, психологии… В астрономии вместо слова «эксперимент» (сло-варь определяет его так: проба, опыт, проверка гипотез) принято употреблять слово «наблюде-ние», подчеркивающее невозможность изменить ход событий по желанию экспериментатора, но суть остается — астрономический эксперимент состоит в том, что место, время и способ наблю-дения отбираются так, чтобы получить ответ на поставленный вопрос. Впрочем, в наши дни с помощью спутников стали возможны астрономи-ческие эксперименты и в обычном смысле слова.
«…Красота не прихоть полубога, а хищный гла-зомер простого столяра…»
О. Мандельштам.
Опытные науки развиваются с помощью правдоподобных предположений, которые пред-стоит проверить. Если предположение — гипо-теза — не подтверждается, приходится пере-сматривать принятые представления, и воз-никает новая теория, выдвигающая другие предположения, за которыми следуют новые проверки… Это так же эффективно, как выме-тать лужи метлой, по обычаю дворников. И хотя вода проходит между прутьями, после несколь-ких взмахов от лужи не остается и следа.
Любая общая идея приобретает ценность, только если она подтверждена научными доводами, и честь открытия принадлежит тем, кто способст-вовал превращению этой идеи в доказанную ис-тину. Как часто об этом забывают изобретатели общих идей! В поэтических и туманных образах древнеиндийских сказаний можно усмотреть идею расширяющейся Вселенной, научно обос-нованную в XX веке и блестяще подтвердившую-ся с открытием реликтового излучения. Имела ли эта идея какую-либо научную ценность, повлияла ли она на создание теории тяготения Эйнштей-на? Разумеется, нет, В море смутных и случай-ных утверждений всегда можно выловить нечто, подтвердившееся дальнейшим развитием науки. Ньютон был первым, кто превратил общую идею всемирного тяготения в физическую теорию, подтвержденную опытом.
Законы в опытных науках в отличие от мате-матики справедливы с той или иной вероятно-стью и с той или иной точностью. Если соотно-шение хорошо проверено на опыте, вероятность заметного отклонения от него ничтожно мала, и мы можем считать закон достоверным. Мы все-гда понимаем достоверное как справедливое с вероятностью, близкой к единице.
Когда мы говорим, что хорошо установленная истина отличима от заблуждения, можно было бы добавлять: «с подавляющей вероятностью». Но приходилось бы делать это слишком часто. Говоря: «завтра снова наступит день», надо было бы добавить: «если, конечно, Земля не столкнет-ся с небесным телом или не будет взорвана ино-планетянами, которых в последнее время много-вато развелось».
Научный метод, в основе которого лежит объек-тивность, воспроизводимость, открытость новому — великое завоевание человеческого разума. Этот метод развивался и совершенствовался и был отобран как самый рациональный — из тре-бования минимума потерь времени и идей. Уже более трех веков наука руководствуется им, и при этом ничего не было загублено. Неизбежный элемент любого развития — заблуждения, но на-учный метод придает науке устойчивость, заблу-ждения быстро устраняются силами самой науки.
Критики научного метода любят приводить ис-торические примеры заблуждений и давать ре-цепты, как можно было бы их избежать. Они упо-добляются жене из старой одесской поговорки: «Я хотел бы быть таким умным, как моя жена по-том».
Рубрики: Философия | Дата публикации: 01.07.2010
Комментарии и Отзывы
