Глобальная дифференциация и проблема идентичности
Одним из важнейших факторов этих трансформаций является, как говорилось, стимулируемое глобализа-цией усиление протяженности и многообразия соци-альных связей людей. Перестройка этих связей тесно связана с теми новыми линиями социальной диффе-ренциации, которые глобализация прокладывает и в развитых, и в развивающихся странах, и в мире в це-лом. Углубление различий в положении людей, при-надлежащих к «постиндустриальным» обществам и не принадлежащих к ним, несомненно, является наибо-лее существенным и масштабным социально-экономическим последствием глобализации. Этот раз-рыв ни в коей мере не означает, однако, что населе-ние развитых стран в основном пользуется ее блага-ми, оставляя издержки на долю остальных: и здесь, и там происходит размежевание между индивидами, слоями и группами, фактически являющимися дейст-вующими лицами глобализационных процессов, ак-тивно участвующими в них, и теми, кто отчуждены от этих процессов или являются их жертвами.
По словам известного американского экономиста Л. Туроу, «те американцы, которые способны включиться в эту новую глобальную экономику, обнаруживают рост своего благосостояния. Тем, кто оказывается не в состоянии сделать это, остается лишь наблюдать за постепенным снижением своих доходов»10. Не только в развивающихся, но и в развитых странах устойчиво воспроизводятся массовые слои населения, которым недоступен ни относительный материальный достаток, ни образование, открывающее путь к современному квалифицированному труду, — сохраняется обширное социальное и культурное дно. В ряде стран, перехо-дящих от социалистической к рыночной экономике, прежде всего в России и других странах СНГ, в катаст-рофических масштабах проявляется тенденция к со-циальной и культурной деградации широких слоев на-селения, которым в условиях структурного кризиса оказываются недоступными ни стабильные рабочие места и жизненный уровень, ни получение образова-ния, соответствующего потребностям рынка труда.
10 Туроу Л. Переосмысливая грядущее // Мировая экономика и международные отношения. 1998. №11.С.6.
Разумеется, миллиардные массы людей, образующие социальные низы современных обществ, не являются в своем большинстве продуктом собственно глобали-зации: их сформировали предшествующие ей процес-сы социально-экономического развития. Не приходит-ся говорить о какой-либо однородности этих масс: че-ловек, считающийся бедняком в США, по уровню и об-разу жизни мало похож на голодного жителя какой-либо центрально-африканской страны. Глобализация лишь углубляет пропасть, отделяющую эти массы от имущих и средних слоев, во многих случаях пополняет их новыми группами и сокращает имеющиеся у них возможности выхода из состояния бедности. Но вме-сте с тем существуют и растут такие группы, которые являются непосредственным плодом глобализацион-ных процессов и представляют собой ее живое, «че-ловеческое» воплощение. Это относится прежде всего к массам мигрантов, составляющих сегодня значи-тельную часть населения многих развитых стран.
Не менее непосредственно глобализация воздейству-ет на верхние и средние «этажи» социальной структу-ры. На самом ее верху уже возникла новая глобальная элита. В ее состав входят финансисты, международ-ные менеджеры, юристы, деятели Интернета, шоуме-ны, организующие транснациональные культурные коммуникации. Все эти группы непосредственно осу-ществляют и обслуживают глобализацию. Характери-зуя их психологический облик, американский культу-ролог М. Фитерстоун пишет, что им присущ разрыв с традициями соответствующей профессиональной сре-ды, доминирование ценностей технической компе-тентности, меритократический этос, агрессивный стиль поведения11. З. Бауман отмечает отсутствие у них стремления акклиматизироваться в какой-либо нацио-нальной или локальной среде: они повсюду остаются «иностранцами»12.
11 See: Featherstone M. Global Culture: An Introduction // Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. Ed. By M. Featherstone. London — Thousand Oaks — New Delhi, 1997.
12 Bauman Z. Modernity and Ambivalence // Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. P. 143, sqq.
Наряду с глобальной деловой и менеджерской элитой носителем глобализации является «транснациональ-ная интеллектуальная элита»: ученые и специалисты, образующие социокультурные общности глобального уровня. «Глобальный поток информации, — пишет о них
Дж. Конрад, — функционирует на многих различных технических и институциональных уровнях, но на всех уровнях интеллектуалы — это люди, чьи взаимные зна-комства и контакты пересекают границы, люди, кото-рые чувствуют себя союзниками. Мы можем отнести к транснациональным тех интеллектуалов, которые ощущают себя дома в культурной среде других наро-дов, как и в своей собственной… У них есть особые связи в странах, в которых они живут, у них есть дру-зья по всему миру, они пересекают моря, чтобы подис-куссировать о чем-либо со своими коллегами, они ле-тят на самолете, чтобы встретиться друг с другом так же легко, как их предшественники два века тому назад скакали в ближайший город, чтобы обменяться идея-ми»13.
13 Konrad G. Antipolitics. San Diego and New York, 1984. P.208-209.
Институционально процесс глобализации выражается в росте числа международных неправительственных организаций, представляющих собой, по мнению неко-торых авторов, основу будущего глобального граждан-ского общества. Сотрудники и активисты этих органи-заций по своему кругозору, профессиональным инте-ресам и установкам тоже могут быть отнесены к транснационалам. Так же, как лидеры и активисты ан-тиглобалистских движений, пытающиеся выдвинуть и отстоять альтернативный проект глобального разви-тия. Процесс глобального группообразования не огра-ничивается лишь элитным уровнем и рамками тех общностей, которые профессионально или по направ-ленности своих интересов непосредственно связаны с глобализацией. В современной литературе ставится вопрос о формировании намного более широкой кате-гории — «глобального среднего класса». По-видимому, речь здесь может идти о бизнесменах, специалистах и квалифицированных работниках тех профессий и сек-торов экономики, которые интенсивно развиваются в условиях глобализации и под ее влиянием и включены в глобальную сеть экономических и профессиональ-ных связей. Это прежде всего те профессии, в разви-тии которых материализуется процесс информатиза-ции и вообще современного «хай-тэка». Предпосылки для выделения «глобального среднего класса» созда-ет всемирное распространение новейших технологий и форм производственной организации, одновременно обеспечивающих высокий материальный статус ра-ботника, требующих от него научных знаний и мобили-зующих его творческую инициативу и интеллектуаль-ные способности. Фигуры программиста или менедже-ра, использующего современные методы управления, становятся достаточно типичными для самых разных стран и регионов мира. Повышение роли высокоин-теллектуального, творческого труда, обеспечивающего стабильно высокий жизненный уровень, способствую-щего перенесению центра интересов работника с чис-то материальных проблем на профессиональное раз-витие и творчество, создает принципиально новый тип социальной ситуации, который некоторые исследова-тели считают признаком «постэкономического общест-ва».
Психологически установки и ценностные ориентации представителей современных квалифицированных профессий, по-видимому, выступают в качестве своего рода социально-психологической модели, оказываю-щей влияние на сознание других слоев населения, и прежде всего — на младшее поколение. Причем эта модель приобретает глобальный характер. В ходе од-ного из международных сравнительных исследований 1990-х годов по проблемам отношения к труду, прове-денного в развитых странах Северной Америки, За-падной Европы, Тихоокеанского бассейна (Япония, Австралия), а также в двух постсоциалистических странах (Хорватия, Польша) и в Южной Африке, было опрошено около 20 тыс. респондентов — в основном учащихся средних и высших учебных заведений (в не-которых странах в выборку были включены также ра-ботающие взрослые). Авторы исследования приходят к выводу, что «структуры человеческих ценностей и ролей не являются принадлежностью какой-либо единственной культуры; скорее, они более широко пронизывают человеческое поведение во всем совре-менном индустриальном мире». Во всех охваченных исследованием странах доминирующими среди уча-щейся молодежи и части активного населения оказа-лись «внутренне ориентированные» ценности само-реализации: развитие собственной личности, реали-зация способностей человека, творческие достижения. Центральной жизненной ролью, избираемой большин-ством респондентов, являются трудовые функции, за ними следуют их роли в доме и семье. Эта общность ценностей и ролей не означает отсутствия дифферен-циации: в исследовании отмечается, что взрослые не-квалифицированные и полуквалифицированные рабо-чие больше склоняются к утилитарным ценностям (за-работок, потребление). Характерно и вполне соответ-ствует приведенным выше соображениям об индиви-дуализации еще одно наблюдение: среди избираемых респондентами ролей самой низкое положение заняли обязанности по отношению к местному сообществу (community): доминирующее стремление к самореали-зации носит в основном индивидуалистический харак-тер14.
14 Life Rolres, Values and Careers. International Findings jf the Work Importance Study. Ed. By D.E. Super and B.Sverko. San Francisco, 1995. P.350-353.
Объем и удельный вес новой глобальной элиты и гло-бального среднего класса, разумеется, неодинаковы в разных регионах и странах. В большинстве развиваю-щихся стран к ним может приобщиться лишь тонкая прослойка наиболее удачливых, знающих и способ-ных. К тому же для многих из них характерно стремле-ние к перемещению в мировые центры производства новых знаний и наукоемкой технологии. Отсюда фе-номен «утечки мозгов» — эмиграции ученых и специа-листов в США и Западную Европу. В результате новая элита приобретает одновременно национальный и географически концентрированный характер, что обедняет ее социальные связи, как бы замыкает на самой себе и лишает ее тем самым традиционной «элитной» функции лидерства в экономическом и культурном развитии национальных обществ.
Как уже отмечалось, одним из важнейших последствий глобализации является громадное расширение и ин-тенсификация связей людей, принадлежащих к раз-ным культурам, национальным общностям, цивилиза-циям. В то же время она часто придает этим связям обезличенный, чисто функциональный характер. При-мером могут служить производственные цепочки, объ-единяющие предприятия, расположенные в разных странах и на разных континентах, причем наиболее простые операции по изготовлению, например, какой-либо детали автомобиля могут выполняться на Фи-липпинах или на Тайване, а наиболее сложный и ква-лифицированный труд — в США или Германии. Совре-менные средства коммуникации — такие, как Интернет или спутниковое телевидение, — делают возможными повседневные контакты индивида с любым другим ин-дивидом, живущим на планете, с любой, самой отда-ленной от него социально-культурной средой. В прин-ципе это создает возможности для формирования че-ловеческих общностей, не разделенных национально-этническими и культурными перегородками, способных к объединению вокруг крупных, планетарного масшта-ба целей. Однако в сегодняшней практике скорее про-исходит вытеснение традиционных групповых связей, предполагающих ту или иную степень солидарности и взаимного сочувствия, функциональными информаци-онными связями, часто сопряженными с взаимным психологическим отчуждением людей.
Одним из наиболее активно обсуждаемых в мировой науке последствий глобализации является обострение проблемы идентичности личности. Как известно, личностная идентичность формируется и утверждает-ся на основе идентичности социальной: лишь осознав свое «мы», свою общность с той или иной группой, че-ловек может выделить себя из этой общности в каче-стве автономного «я», индивид становится личностью в процессе реализации своих отношений с другими людьми. Авторы, утверждающие, что глобализация создает угрозу человеческой идентичности или, по меньшей мере, резко меняет условия ее формирова-ния, ссылаются на целый ряд порожденных ею фено-менов. Во-первых, глобализация приводит к тому, что общественные, макросоциальные отношения людей выходят за рамки национально-государственных общ-ностей, приобретают транснациональный характер. Значение этого сдвига велико: ведь традиционно боль-шой человеческой общностью, членом которой ощу-щал себя человек, так сказать, социальным простран-ством, в котором замыкались его связи с обществом, во всяком случае, в эпоху модерна, была страна, на-ция, государство. Глобализация подтачивает эту иден-тификацию. Как пишет, например, У. Бек, «вместе с глобализацией во всех ее сферах возникает не только новое многообразие связей между государством и об-ществом; куда в большей мере рушится структура ос-новных принципов, на которых до сих пор организовы-вались и жили общества и государства, представляя собой территориальные, отграниченные друг от друга единства… Образуются новые силовые и конкурент-ные соотношения, конфликты и пересечения между национально-государственными единствами и актора-ми, с одной стороны, и транснациональными актора-ми, идентичностями, социальными пространствами, ситуациями и процессами — с другой»15.
15 Бек У. Что такое глобализация. М.,2001.С.45
Во-вторых, идентичность разрушают связанные с гло-бализацией процессы, происходящие в сфере культу-ры. Ведь идентичность человека с определенной общ-ностью реализуется прежде всего через интериориза-цию им представлений, норм, ценностей, образцов по-ведения, образующих ее культуру. Исторически сло-жившиеся культуры национальных и социальных общ-ностей представляют собой главный источник, из ко-торого личность черпает жизненные смыслы, обра-зующие основу ее самосознания, выстраивающие ие-рархию ее ценностей и норм, духовное содержание ее бытия. Человеку, утратившему свои культурные корни, грозит психологическая дезориентация, утрата внут-ренних правил, регулирующих и упорядочивающих его стремления и цели. Глобализация социальных связей людей выводит их за пределы определенного культур-ного ареала, коммуницирует им эталоны других куль-тур. Особенно большую роль в этом процессе играет набирающая мощь и интенсивность система глобаль-ной информации и коммуникации. Сферы потребле-ния, досуга и развлечений, так называемая массовая культура приобретают во всем мире все более гомо-генный характер, мало отличаются по своему «напол-нению» в обществах, принадлежащих к различным ци-вилизациям. Эти аспекты глобализации имеют наибо-лее очевидный, повседневно наблюдаемый характер и создают почву для теории универсальной вестерниза-ции мира, для таких метафорических понятий как «макдональдизация» (совершенно одинаковые по ме-ню и дизайну закусочные Макдональдса можно встре-тить в любом уголке планеты). Менее бросаются в глаза, но не менее значимы явления культурной гло-бализации в сферах производства, бизнеса, образова-ния; мощный толчок развитию наднациональных куль-турных общностей дал Интернет.
Группы, непосредственно втянутые в процесс глоба-лизации, как элитарные, так и массовые, например ми-гранты, становятся носителями не какой-либо одной, а двух или еще большего числа культур. В то же время некоторые авторы считают возможным говорить о формировании новой глобальной культуры или даже культур, имея, очевидно, ввиду именно те эталоны культуры, которые наиболее интенсивно распростра-няются по всему миру. Другие утверждают, что идея «глобальной культуры» выражает сегодня скорее уто-пический проект, чем какую-либо реальность. «Мир конкурирующих культур, стремящихся улучшить свой относительный статус и расширить свои культурные ресурсы, — пишет, например, английский социолог Э. Смит, — не создает значительной базы для реализации глобальных проектов, несмотря на наличие техниче-ских и лингвистических инфраструктурных возможно-стей». Этот автор в то же время считает, что происхо-дящее ныне частичное смешение культур делает воз-можным формирование «культурных семей», «пред-вещающих переход к более широким культурным ареалам»16.
16 Smith A. Towards a global Culture? // Global Culture: Nationalization and Modernity. P.188.
Многообразие позиций и точек зрения, очевидно, от-ражает противоречивость и разнонаправленность происходящих процессов. В действительности глоба-лизация несет в себе различные, в том числе противо-положные, социокультурные тенденции, но в конечном счете нельзя не согласиться с исследователями, кон-статирующими растущее несовпадение процессов вестернизации и модернизации, сохранение культур-ного многообразия в современном мире. К этому мож-но было бы добавить, что определенные социальные институты и нормы, в распространении которых видят признак вестернизации, вообще носят метакультурный характер. Это относится, например, к рыночным ин-ститутам с присущим им конкуренцией и стремлением к максимизации прибыли. Сами по себе они не пред-ставляют какую-либо определенную культуру: в одном культурном контексте прибыль может рассматривать-ся как высшая цель и ценность, в другом — как необхо-димый компонент «правил игры», средство реализа-ции совсем иных ценностей и потребностей. Незави-симо от масштаба, многообразия и противоречивости связанных с глобализацией перемен, воздействующих на социальную идентичность людей, очевидно одно: угроза этой идентичности ощущается повсеместно и становится самостоятельным социально-психологическим фактором динамики сознания, куль-турного, социального и политического поведения лю-дей, принадлежащих к различным культурным ареа-лам. Само отношение к этой угрозе — восприятие ее как реальной проблемы или, напротив, интериориза-ция новых транснациональных культурных образцов — становится фактором социально-культурной диф-ференциации. Шведский социолог У. Ханнерз опреде-ляет формирующиеся на этой основе типы личностной культурной ориентации как «космополитический» и «локалистский». Космополиты (или траснационалы) — бизнесмены, интеллектуалы, журналисты, дипломаты, политики, по его словам, чувствуют себя так же «до-ма» в рамках культур других народов, как в своей соб-ственной. В качестве примера локалистской ориента-ции Ханнерз приводит поведение мигрантов, которые, живя в чужих странах, отказываются ассимилировать-ся в их культуру и стремятся сохранить собственную национально-культурную идентичность17.
17 See: Hannerz U. Cosmopolitians and Locals in World Culture // Global Culture: Nationalism, Globalization and Modernity. P.237-244.
В новейшей научной литературе термин «локализа-ция» все чаще фигурирует в близком соседстве с гло-бализацией. Тенденция к локализации связана с ос-лаблением интегрирующей роли национально-государственной общности: для многих ее все чаще заменяет локальное сообщество, «малая Родина». Неразрывную связь глобализации и локализации Р. Робертсон предлагает выразить новым понятием «глокализация», совмещающим эти термины и точнее, по его мнению, отражающим современную эволюцию культур, чем тезис о культурной глобализации18.
18 See: Robertson R. Globalization. London, 1992.
Весьма типичной реакцией на угрозу идентичности яв-ляется активизация национализма и религиозного фундаментализма. Акцентируя национальные чувство или (и) религиозные ценности, люди демонстрируют самим себе и другим целостность своего сознания и поведения, отторжение нарушающих его «чуждых» влияний, прочность своих связей с традиционной общностью. В обществах, где определенные «элит-ные» группы используют и раздувают эти тенденции в интересах утверждения или усиления собственной власти, возникают и развиваются явления агрессивно-го национализма и религиозного фундаментализма. Усиление национально-ориентированных ценностей в глобализирующемся мире неправильно было бы вме-сте с тем рассматривать лишь в свете подобных экс-тремальных и агрессивных форм национализма. Как и локализация, оно играет роль своего рода противове-са, ограничивающего негативные, дегуманизирующие и десоциализирующие, последствия глобализации. З. Бауман полагает, что современный национализм представляет собой «возрождение этничности»: он связан не с национально-государственными приорите-тами, но, напротив, с ослаблением роли национально-го государства и отражает «денационализацию госу-дарства» и «приватизацию национальности», иными словами, «разрыв между государством и нацией… Эт-ничность становится одним из символических центров, вокруг которых формируются гибкие и свободные от санкций общности, конструируются и утверждаются индивидуальные идентичности»19.
19 Bauman Z. Op.cit.P.167.
Очевидно, это далеко не всегда так: и в современных условиях национализм нередко принимает весьма же-сткие, в том числе огосударствленные, формы. Однако Бауман прав в том, что усиление роли этно-национальных ориентаций — не столько политиче-ская, сколько социально-культурная и социально-психологическая тенденция, представляющая собой ответ личности на вызов глобализации. Конструктив-ный смысл этого ответа, как справедливо отмечает исследователь национализма И. Арнасон, состоит в утверждении культурного плюрализма и дифферен-циации, которые представляют собой не только реак-цию на глобализацию, но и ее «оборотную сторону», неотъемлемый компонент глобализационного процес-са («глобализация и дифференциация неразрывно связаны»)20. Ибо с утверждением единства, «систем-ности» мира все более четко выявляется необходи-мость автономной идентичности всех его компонентов — личностей, групп — как условия функционирования системы.
20 Arnason J.P. Nationalism, Globalization and Modernity // Global Culture… P220-227.
Подобное понимание современной этнонациональной проблематики, очевидно, исключает тот однозначный сценарий «войны национализмов», который был сформулирован в нашумевшей в свое время статье С. Хантингтона. Конечно, оживление национализма мо-жет привести и часто ведет к межнациональной кон-фронтации, но лежащее в его основе «возрождение этничности» обусловлено проблемами и потребностя-ми, вовсе не предопределяющими такого исхода. В конце концов, с точки зрения эволюции межнацио-нальных отношений глобализация означает прежде всего умножение и интенсификацию контактов между людьми, представляющими различные нации, этносы, культуры. Почему это должно обязательно усиливать их взаимную отчужденность или враждебность? Воз-можен ведь и совершенно противоположный резуль-тат: взаимное сближение. Многочисленные эмпириче-ские исследования доказывают, что в условиях глоба-лизации одновременно проявляются и тенденции к ужесточению негативных установок в отношении пред-ставителей других этнонациональных групп и к усиле-нию взаимной терпимости, тяги к сотрудничеству и со-лидарности. Первая тенденция усилилась, например, в ряде стран Западной Европы в связи с ростом числа иммигрантов и обострением конкуренции между ними и местными рабочими на рынке труда. На антиимми-грантских настроениях спекулируют праворадикаль-ные и неофашистские течения (например, «Нацио-нальный фронт» Ле Пена во Франции). Однако, как по-казывают опросы, в США, Канаде, Великобритании, Франции, Италии, Швеции, Австрии лишь незначи-тельное меньшинство респондентов испытывает вра-ждебные чувства («не хотело бы иметь в качестве со-седей») к иностранцам вообще и к мусульманам в ча-стности; среди представителей младших (до 29 лет) возрастных групп таких людей в 1990-х годах было (в зависимости от страны) от 8 до 18%, среди людей старше 50 лет — от 14 до 24%21. Межгенерационные различия показывают, что вектор изменений направ-лен в сторону большей национальной и религиозной терпимости.
21 Boudon R/ Declin des valeurs? Ottava, 2001. P.22.
В целом культурно-психологические последствия гло-бализации отнюдь не сводятся к выбору между двумя экстремальными «сценариями»: либо тотальная вес-тернизация (американизация), либо национально-культурное обособление на основе традиционализма и фундаментализма.
Что касается вестернизации, то ее главную основу было бы неверно видеть в агрессивности культурной экспансии Запада, опирающейся на его экономическую и техническую мощь. За ней стоит неадекватность многих традиционных культур условиям современной экономической и социальной жизни, особенно быстро изменяющимся в условиях глобализации. Заимствова-ние западных образцов оказывается наиболее про-стым способом удовлетворить потребности, порож-даемые этими изменениями, обусловленными ими сдвигами в мироощущении. В том числе порожденны-ми индивидуализацией потребностями в большей ав-тономии, поведенческой мобильности личности. Это во многом вынужденное заимствование способно по-рождать острые конфликты во внутреннем мире лич-ности, сохраняющей в своем «ядре» смысловые обра-зования, заложенные традиционной культурой.
Как показывают специальные исследования, решение конфликта во многих случаях достигается на основе культурного синтеза, предполагающего эволюцию и реинтеграцию в современных условиях. При этом тра-диционные ценности сохраняют для личности онтоло-гическое значение, продолжая определять ее жизнен-ную философию, отношение к себе и к другим людям, а заимствованные нормы и стандарты воспринимают-ся как прагматические, ориентирующие поведение в рамках определенного класса отношений и ситуаций (например, в хозяйственной деятельности, и матери-альном потреблении, в сфере образования, развлече-ний и т. д.). Специфика национальной культуры и пси-хологического склада сохраняется даже в условиях сближения ценностных ориентаций, порожденного общностью культурных последствий модернизации. Например в цитированном выше международном сравнительном исследовании отношения к труду на-ряду с типичной для всех стран ориентацией на лич-ностную самореализацию выявлены существенные межнациональные различия в ценностной иерархии. Если для американцев и канадцев важны вертикаль-ная мобильность, материальный успех и престиж, то японцы не придают большого значения этим ценно-стям и ставят выше творчество и эстетические аспек-ты жизни, а бельгийцы, итальянцы, поляки, португаль-цы и хорваты — взаимопонимание между людьми, ав-тономный жизненный стиль и свободу от подчинения власти22.
22 Life Roles, Values and Careers. P.355.
Другие исследования показывают, что внешние фор-мы вестернизации могут выступать лишь как новое выражение устойчивых основ традиционной культуры. В одной из таких работ исследуется, например, свое-образный «дендизм», распространенный в люмпен-пролетарских слоях Браззавиля и других городов На-родной Республики Конго. Приобретение одежды с марками престижных западных фирм имеет для них совершенно иной смысл, чем для европейцев или американцев. В рамках конголезской культуры основой идентичности и достоинства индивида является сила, источник которой находится вне самого индивида: ее сообщают ему боги, обожествляемые предки, фетиши. Запад воспринимается как источник силы, поэтому за-падная одежда или, например, поездка в Париж ста-новятся таким же способом утверждения личной иден-тичности, силы личности, как сохраняющийся в тех же слоях традиционный фетишизм. Как заключает автор исследования, эта стратегия потребления радикально отличается от той, которая господствует в западных обществах23. Иными словами, импорт в страны Юга и Востока западных форм потребления совсем не обя-зательно означает распад местных культур и замену их культурой «общества потребления».
23 Friedman J. Being in the World: Globalization and Localization // Global Culture, Nationalism, Globalization and Modernity. P.315, sqq.
Суть вестернизации многие, например, российские «национал-патриоты», видят в навязывании народам чуждых им западных ценностей. Подобное представ-ление широко используется и идеологами авторитар-ных режимов в качестве аргумента против демократи-ческих преобразований в их странах. Эта позиция страдает упрощенчеством и основана на смещении принципиально разных явлений. Одно дело — практи-куемая правящими кругами стран Запада, прежде все-го США, политика диктата в отношении других стран, когда экономическое и политическое, а иногда и воен-ное давление рассматривается как необходимое сред-ство демократизации неугодных режимов и либерали-зации (например, в духе рецептов МВФ) экономики. Это политика, за которой часто стоят далеко не иде-альные интересы инициирующих ее сил, сплошь и ря-дом приводит к совершенно противоположным резуль-татам — не к торжеству демократии и либерализма, а к усугублению кризисных явлений в экономике и полити-ке соответствующих стран.
Другое дело — естественное развитие демократиче-ских тенденций, движений за права человека, которое происходит в странах «третьего мира», в социалисти-ческих и постсоциалистических странах, несомненно, под влиянием глобализации — в той мере, в какой она стимулирует модернизационные процессы в экономи-ке и социальной структуре, в культуре и общественном сознании. Вполне естественно, что во многих случаях демократические и правозащитные движения, опира-ются на западный опыт и моральную поддержку за-падных демократий: критерием их органичности, соот-ветствия потребностям породивших их обществ явля-ются не их «внешние» идеологические или политиче-ские связи, а уровень их укорененности в националь-ной почве, способность выражать реальные устремле-ния значительных слоев населения. Можно привести немало примеров такого соответствия. Один из наибо-лее ярких из них дает послевоенная история Южной Кореи. Форсированная индустриализация этой страны привела к возникновению социальной структуры, ти-пичной для обществ модерна, что, в свою очередь, вызвало к жизни подъем демократических гражданских движений и переход от авторитарного милитаристско-го режима к представительной демократии. При этом, как отмечают корейские исследователи, и партийно-политическая структура страны, и формирующееся гражданское общество сохраняют многие черты тра-диционных клановых и патерналистских отношений, однако принципиальная демократическая направлен-ность социально-политической эволюции южнокорей-ского общества не вызывает сомнений. Имеются и противоположные примеры, когда попытки демократи-зации и либерализации тех или иных стран наталки-ваются на обусловленную социально-экономическими и культурными факторами неготовность общества к этим преобразованиям. Но такую неготовность нельзя рассматривать как свидетельство органической, опре-деленной раз и навсегда несовместимости нацио-нальной и культурной идентичности с ценностями де-мократии и прав человека: она отражает лишь особен-ности фазы исторического развития, переживаемой этими обществами.
* * *
В целом в сферах культуры, ментальности, развития личности проявляется общая черта процесса глобали-зации, состоящая в новом способе соединения проти-воположных тенденций. Как отмечает М.А. Чешков, она несет с собой одновременно усиление однородно-сти и разнородности человечества, «причем тенден-ция к нарастанию разнородности не ведет автомати-чески к распаду целого, поскольку вырабатываются механизмы и принципы соотнесения разнородных час-тей глобального целого»24.
24 Чешков М. Глобализация: сущность, нынешняя фраза // Pro et Contara. Осень, 1999. С.126.
Для индивидуального человека и для человеческих общностей самого разного уровня глобализация озна-чает, повторим это еще раз, резкое расширение того социального пространства, на котором реализуются разнородные связи людей и детерминация когнитив-ной и мотивационно-ценностной сфер их сознания. Роль экзогенных по отношению к каждому данному со-циуму факторов его динамики возрастает, грань между эндогенными и экзогенными факторами стирается в той мере, в какой более прозрачными и относитель-ными становятся границы между национальными эко-номиками, геополитическими и культурными ареала-ми. Глобализация становится дополнительным мощ-ным фактором, «бродилом» разнообразных социаль-ных трансформаций, того усложнения, дифференциа-ции общества, которое сопутствует всей его истории. Она стимулирует распространение не только новых типов экономической деятельности, технологии, ин-формации, образа жизни, но и все более разнородных культурных моделей, жизненных слоев, мотиваций и ценностных ориентаций личности.
Весь этот рост культурного и социально-психологического многообразия — отнюдь не гармонич-ный процесс. За ним кроется глобальный феномен дестабилизации отношений между личностью и со-циумом, кризиса социальной идентичности человека.
Глобализирующийся мир одновременно вовлекает его во множество новых информационно-познавательных и практических взаимодействий и превращает цели, смысл этих взаимодействий в нечто относительное, ситуационное, преходящее, лишенное того ценностно-го содержания, которое только и способно формиро-вать устойчивые человеческие общности и устойчивую структуру личности. Эту ситуацию можно также опре-делить как кризис человеческой социальности и ее ин-ституционального каркаса. Вовлекаясь в глобальные функциональные связи и взаимозависимости, совре-менные общества одновременно все более фрагмен-тируются изнутри, все более мельчают или вовсе ис-чезают макросоциальные ансамбли, способные объе-динять людей общими жизненными смыслами. Кризис порождает самые разнообразные, в том числе диа-метрально противоположные, «стратегии» его пре-одоления: от космополитизма «без берегов» до край-них форм национализма и религиозного фундамента-лизма, от активного включения в глобализацию до по-пыток противостоять ей, замыкаясь в рамки нацио-нально-государственных или этнических, религиозных или локальных сообществ.
Все эти разнородные явления обнаруживают пробле-му, которую обостряет, но пока не решает глобализа-ция, — проблему неадекватности существующих форм институциональной социальности, ее нормативно-ценностной основы меняющемуся статусу индивида, тем возрастающим требованиям к его самостоятель-ности и ответственности, которые предъявляет совре-менная жизнь. Возможно, поиск новых форм социаль-ности, смысла жизни людей в обществе станет ре-шающей проблемой человека в грядущем столетии.
Рубрики: Философия | Дата публикации: 02.07.2010
Комментарии и Отзывы