ГЛОБАЛИЗАЦИЯ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ

Место и роль глобализации в современной истории не могут быть поняты без анализа того влияния, которое она оказывает на ментальность и социальное поведе-ние, на «жизненные миры» людей, активно или пассив-но, в качестве «субъектов» или «объектов» участвую-щих в данном процессе.

От того, как в условиях глобализации изменяются мо-тивы, ценности, ориентации ее современников, соци-ально-типичные свойства личности и ее отношения с обществом, в конечном счете зависит историческое развитие человечества. Реалистическая оценка ее влияния тем более необходима, что мода на глобали-зацию, шумовой фон, созданный вокруг нее в послед-ние годы, нередко мешают отличить реальность от идеологического мифа, факт от гиперболы.

» Человеческое измерение» глобализации — это в научном плане в значительной мере еще нераспахан-ная целина, объект многих будущих исследований.

Глобализация и индивидуализация

В современной литературе по глобализации высказы-ваются весьма радикальные мнения, касающиеся во-проса о глубине ее влияния на общественные отноше-ния, на положение человека в обществе. Так, англий-ский социолог Б.Уилсон видит главное ее последствие в замене традиционных связей между людьми, замы-кавшихся, главным образом, в рамках локальных со-обществ (community), связями глобального масштаба, множественными, безразличными и функциональны-ми.

Тем самым разрушается механизм передачи от поко-ления к поколению высших моральных ценностей, ка-кими были именно непосредственные личностные свя-зи в рамках первичных сообществ. В своем поведении люди руководствуются уже не этими ценностями, а лишь теми непосредственно практическими функцио-нальными задачами, которые ставит перед ними сию-митнутная ситуация. В этом явлении распада ценно-стей Уилсон видит признак наступления эры постмо-дерна, напрямую связывая ее глобализацией.

Ту же идею глобализации как движущей силы перехо-да от одного типа общества к другому — от модерна к постмодерну, от индустриального к постиндустриаль-ному общественному порядку — разделяют и такие из-вестные социологи, как Э. Гидденс и У. Бек. По Беку, в глобальном «обществе риска», возникающем в ре-зультате глобализации, судьбы людей становятся все более нестабильными, зависящими от случая; в этом обществе усиливается индивидуализм, который, одна-ко, не ведет к росту автономии индивида , но, на-против, сочетается с ростом его подчиненности «структурному принуждению» и всеобщей стандарти-зации (См.: Бек У. Общество риска. М., 2000). Э. Гид-денс, подобно Б. Уилсону, связывая глобализацию с постмодерном и постиндустриализмом, тоже видит их проявление в распаде общезначимых социальных ценностей.

Нетрудно заметить, что в подобных концепциях глоба-лизация выступает не столько в виде конкретного ис-торического феномена, обладающего определенными экономическими, социальными, коммуникационными и т. п. параметрами, сколько как некий обобщающий символ перемен, переживаемых в последние десяти-летия западным обществом. В общем можно понять, почему данное понятие используется в таком смысле. Один из важнейших параметров этих перемен — гро-мадное расширение той сети социальных связей, в ко-торые включен индивид ; оно сопровождается воз-растающей дестабилизацией этих связей и часто — распадом устойчивых человеческих общностей, способных «вооружать» индивида набором четких норм, ценностей, мотивов. Еще до того, как вообще зашла речь о глобализации, эти процессы достаточно широко проявились в рамках отдельных национальных обществ — особенно индустриально развитых. Однако, поскольку глобализация продлила протяженность со-циальных связей до пределов планеты, весь процесс, очевидно, показалось удобнее обозначать понятием, отождествляемым с его высшей, «предельной» точ-кой. Правда, это не вполне объясняет основания, по которым глобализация рассматривается как главная движущая сила этих социальных сдвигов; их первич-ные движущие силы, скорее, заключены в обстоятель-ствах развития конкретных обществ, а глобализация могла лишь усилить размах перемен, придать им но-вые масштабы и формы.

Можно вместе с тем признать: поскольку глобализация действительно вносит принципиально новый момент в систему и типы социальных связей, объединяющих людей, анализ именно этого аспекта ее воздействия составляет неотъемлемую часть изучения ее соци-альных последствий. Но для такого анализа не годятся чересчур общие, часто преувеличенные утверждения о катаклизмах, якобы произведенных глобализацией; здесь нужны максимально возможные конкретность и фактографическая точность.

Такие конкретность и точность требуют, прежде всего, уяснения соотношения последствий глобализации с теми процессами, которые, предшествуя ей или сов-падая с ней по времени, определили приписываемый ныне главным образом глобализации вектор измене-ний в ориентациях человеческого сознания и пове-дения. Речь идет об изменениях, чаще всего описы-ваемых как переход от модерна к постмодерну и не-редко отождествляемых, соответственно, с индустри-альным и постиндустриальным обществами. Уже в 1981 г. известный американский исследователь обще-ственного мнения Д. Янкелович писал о «подлинной культурной революции», которая «продвигает нашу индустриальную цивилизацию к новой фазе челове-ческого опыта» Yankelovich D. New Rules. New York,1981. P.XX.. Речь шла о совокупности социально-психологических явлений, выражавших протест лично-сти против нормативно-ценностной системы, регули-ровавшей жизнь людей в условиях развитых индуст-риальных обществ. Например, против труда, лишаю-щего работника любой инициативы и творчества, мо-тивируемого исключительно целями заработка и по-требления. Против ценностей «общества потребле-ния», подавлявших разнообразные духовные по-требности людей. Против традиционного института семьи, с присущими ему жестким распределением ро-лей мужа, жены, детей и достаточно лицемерной «официальной» системой норм сексуальной жизни. В последние десятилетия ХХ века в этом круге стран резко падает престиж практически всех общественных и политических институтов: религии и церкви, органов парламентской демократии, СМИ, политической демо-кратии, партий (Подробнее см.: Дилигенский Г.Г. В по-исках смысла и цели. М., 1986).

«Культурная революция», о которой писал Д. Янкело-вич, выразилась в смене ценностей, охватившей отно-сительно широкие слои западных обществ. Читатель вправе спросить: какое все это имеет отношение к глобализации? Ведь переход к «постмодерну», как и само это понятие, — феномен, присущий лишь опреде-ленному кругу обществ, обычно отождествляемых с так называемым «золотым миллиардом».

В действительности дело обстоит не так просто.

Данные известных кросскультурных исследований, проводимых более чем в 40 странах под руководством американского социолога Р. Инглхарта, показывают, что в период 1981-1990 годов в совершенно различ-ных по уровню социально-экономического развития и культуре обществах происходили сходные сдвиги в отношении к институтам и нормам, регулирующим об-щественную и частную жизнь. Например, в США, Ка-наде, странах Западной Европы, а также в Мексике и Японии уменьшилась доля людей, считающих невоз-можным вступать в стычки с полицией. В североаме-риканских и западноевропейских странах, в Южной Африке увеличилась доля людей, готовых участвовать в запрещенных забастовках, в Мексике она возросла за 10 лет в четыре раза. В США, Канаде, Франции, Италии, Испании, Бельгии, скандинавских странах, Японии, Южной Африке, а особенно сильно — в Южной Корее (в четыре раза) увеличилась доля людей, гото-вых «оккупировать» неиспользуемые здания. В подав-ляющем большинстве стран, охваченных исследова-нием (среди них нет мусульманских), включая католи-ческие страны Южной Европы и Латинской Америки, синтоистско-буддийскую Японию, уменьшился престиж церкви как высшего морального авторитета. В сфере семейных и сексуальных отношений наблюдается так-же тенденция к ослаблению традиционных норм. Так, в США, Венгрии, Японии, а особенно сильно — в Арген-тине (в два раза) возросла доля опрошенных, одоб-ряющих женщин, воспитывающих детей без мужа (Ibidem. P. 369-385).

Многочисленные данные показывают, что развитие антиинституциональных и антинормативных (или ан-титрадиционалистских) тенденций стало своего рода глобальным феноменом, который нельзя объяснить исключительно ни уровнем благосостояния, ни степе-нью модернизации или «постмодернизации» соответ-ствующих обществ, ни особенностями определенной (западной) культуры. Несомненно, что все названные факторы играют весьма значительную роль, однако в более «богатых» странах Севера и Запада и в испы-тывающих процесс быстрой модернизации странах Юго-Восточной Азии и Латинской Америки отмеченные тенденции проявляются все же сильнее, чем на более «бедном» Юге. Неправильно было бы также утвер-ждать, что эти тенденции повсюду являются домини-рующими: напротив, в ряде случаев сильнее оказыва-ются прямо противоположные («традиционалистские») сдвиги в массовом сознании и поведении. Тем не ме-нее, глобальный размах «антиинституционализма» и «антитрадиционализма» несомненен, и этот факт за-служивает дополнительного объяснения.

Можно предположить, что в той или иной мере он не-посредственно обусловлен глобализацией: умножив связи и контакты между различными культурами, меж-ду людьми, являющимися их носителями, она расши-рила почву для взаимовлияний и заимствований раз-личных культурных и поведенческих моделей. Если афганские женщины с радостью сбросили после паде-ния власти талибов паранджу, которую заставлял их носить талибский режим, то это вряд ли могло бы про-изойти, если бы они не знали, что так не одеваются женщины в подавляющем большинстве других стран. Но одной «силой примера» отказ от традиций, тем бо-лее традиций не искусственно навязанных, как в дан-ном примере, но естественно воспроизводимых, не объяснишь: для такого отказа должны быть более глу-бокие предпосылки, побуждающие к самому акту вы-бора «иного» по сравнению с унаследованным от предков образца.

Суть этого акта состоит в собственном выборе инди-видом модели поведения — выборе, предполагающем отказ от следования образцу, заданному одной опре-деленной, «своей», социальной средой, т. е. в выборе между разными социальными образцами. Именно эта способность к выбору и образует необходимую психо-логическую предпосылку отказа от традиции. Объяс-няя возникновение этой предпосылки, стоит учесть ци-тированные выше концепции западных социологов, приписывающие глобализации далеко идущее дест-руктивное воздействие на первичные социальные свя-зи людей. Хотя, как отмечалось, в ослаблении, разру-шении, возрастающем динамизме и нестабильности этих связей «виновата» далеко не только глобализа-ция и даже главным образом не она, ни реальность данного процесса, ни его глобальный характер не вы-зывают сомнений. Так же, как то, что, не представляя собой специфическое порождение глобализации, этот процесс носит глобальный характер. И главным его социальным, социально-психологическим, а также, возможно, и культурным последствием является воз-растающая индивидуализация современных обществ.

Суть индивидуализации состоит в прогрессирующем ослаблении связей личности с определенной соци-альной средой или группой , все менее способной снабжать ее четкой и ясной системой норм, ценностей, стандартов поведения.

Глобализация не является непосредственной причи-ной индивидуализации: ее стимулируют возрастающая подвижность и неустойчивость социально-групповой структуры общества и его нормативно-ценностных систем, быстрота культурных сдвигов, рост социаль-ной, профессиональной, географической мобильности людей, новые индивидуализированные виды трудовой деятельности.

Однако глобализация в значительной мере подталки-вает этот процесс: умножая объем функциональных социальных связей индивида , часто анонимных и быстро преходящих, она тем самым ослабляет психо-логическую значимость для него связей устойчивых, обладающих насыщенным ценностно-духовным и эмоциональным содержанием.

По понятным причинам индивидуализация прогресси-рует значительно быстрее и полнее в индустриально развитых, урбанизированных обществах, чем в тех (главным образом афро-азиатских), где большое зна-чение сохраняют традиционные социально-групповые структуры и соответствующие им типы общественного сознания.

Однако она затрагивает и наименее развитые и «бед-ные» общества, где ее стимулирует дестабилизация социально-экономического статуса массовых групп населения. Если значительная часть людей в этих обществах занята в неформальной экономике, живет за счет нестабильных случайных заработков, это часто значит, что они вынуждены выживать индивидуально, что каждый из таких людей может рассчитывать лишь на свою собственную удачу или находчивость, что он лишен защиты или поддержки каких-либо институцио-нализированных социальных систем или групп и те-ряет культурно-психологическую связь с этими груп-пами . Примером крайней индивидуализации в ее наиболее деструктивных для личности формах явля-ется социальная ситуация в постсоветской России, где распад старых, социально-групповых связей не сопро-вождается на массовом уровне развитием новых, со-ответствующих условиям рыночной экономики.

Объективное значение индивидуализации состоит в том, что она повышает ответственность личности за собственную судьбу, роль ее самоопределения, само-стоятельного выбора ею моделей поведения, целей, ценностей. Эта ответственность налагает на личность тяжелый психологический груз, часто ставит ее перед очень сложными проблемами и внутренними кон-фликтами .

Факт одновременного усиления в условиях глобализа-ции прямо противоположных социально-культурных тенденций, возможно, является следствием именно этой возросшей свободы индивидуального выбора, ведущей к возрастающей неупорядоченности, вариа-тивности, индетерминированности, непредсказуемости ценностных, мотивационных, поведенческих предпоч-тений индивидов и групп .

Рубрики: Философия | Дата публикации: 02.07.2010

Комментарии и Отзывы